Эдельвейс на сером кепи

Все о підрозділі
Locked
User avatar
Сasper
Hauptfeldwebel
Hauptfeldwebel
Posts: 4841
Joined: 12:52 26-01-09

Эдельвейс на сером кепи

Post by Сasper »

Эдельвейс на сером кепи

Наш человек в бундесвере

Сергей СУМБАЕВ.


Как-то так повелось, что в сухопутных силах бундесвера по степени важности выше всех стоят десантники. Об этом с ними мало кто желает спорить в открытую. Но есть солдаты, которые на это утверждение лишь снисходительно улыбаются и пожимают плечами, вроде «мы-то знаем, кто лучший». Это горные егеря – старая немецкая военная традиция. Светло-серая кепи с серебряным кантом и значком эдельвейса – их символ, известный всей Германии. Особенно южной, где в Альпах в городе Бад-Райхенхалль расположена 23-я горноегерская бригада. Эдельвейс здесь всюду: на въезде в городок, на стенах казарм, на форме солдат. А вокруг только горы, куда из ворот части выходят новые и новые солдаты, чтобы там, наверху, доказать всем, что они действительно лучшие. Недавно целый день среди них провел наш корреспондент.


Подъем
Image
Утро в Альпах. Время – без двадцати пять. Темно, и моросит дождь. По полутемному коридору казармы не торопясь идет человек в сине-голубом спортивном костюме и кроссовках. На груди, на левой стороне куртки, нашита эмблема – черный орел на белом щите и надпись «Бундесвер». Это хауптфельдфебель Клюге, командир 4-го взвода 5-й тяжелой роты 231-го горноегерского батальона.
Сегодня он будет проводить подъем личного состава. Во взводе все новички, прибыли в часть дня четыре назад. Сопровождающий меня пресс-офицер бригады старший лейтенант Шельберт поясняет, что призыв в вооруженные силы ФРГ традиционно производится первого числа каждого третьего месяца. Бундесвер комплектуется по смешанной системе – за счет контрактников и призывников. Однако подразделения в зависимости от степени боеготовности состоят либо из контрактников, либо из призывников. При этом все призывники – одного времени призыва, что позволяет избежать многих проблем как в обучении, так и в отношениях между солдатами. Из старослужащих в таких подразделениях – лишь унтер-офицеры и фельдфебели. Унтеры назначаются на должности командиров секций, две из которых составляют отделение. Командиры отделений – фельдфебели. Хауптфельдфебели – командиры взводов. Обычно в роте двумя взводами командуют хауптфельдфебели, двумя – лейтенанты.
Клюге идет по коридору сначала по одной стороне, потом по другой, стучит в двери жилых комнат. Пять минут официально дается солдатам на то, чтобы прийти в себя после сна и протереть глаза. Первые три месяца своей девятимесячной службы они будут подниматься в 4.45 – на час раньше остальных.
Постепенно из комнат по одному, по два выползают первые солдаты в одинаковых спортивных костюмах. К Клюге они уже привыкли, однако, увидев незнакомых офицеров и человека с фотоаппаратом, солдаты несколько смущаются и пытаются проскользнуть мимо нас как можно незаметнее, тихо приветствуя голосом.
Солдаты строятся вдоль стены: руки за спиной, ноги на ширине плеч, подбородок чуть поднят вперед. В строю царит оживление, все сорок голов могут внезапно повернуться в сторону опаздывающего, особенно если он на костылях – человек стер ноги тяжелыми ботинками. Построение занимает минут десять. Клюге все это время терпеливо ждет. Собственно, потому и встают новобранцы на час раньше, что не могут делать все так же быстро, как более опытные товарищи.
Наконец взвод построен. Начинается перекличка. Хауптфельдфебель в своем журнале отмечает отсутствующих по болезни и иным причинам и выводит взвод на зарядку. Утренний холод и дождь делают свое дело, солдаты просыпаются окончательно. Из-за угла слышны крики других подразделений, немудреными речевками сопровождающих свою зарядку. Клюге командует «направо» и бежит за своими подчиненными. Маршрут их пробежки моим сопровождающим известен, потому мы срезаем путь через автопарк и выходим на площадку у хранилищ для техники, когда туда прибегает взвод.
Начинаются отжимания. На асфальте лежат снег и гравий. Клюге отжимается вместе со всеми. Он кричит: «Раз!» – и все прижимаются к асфальту. Он кричит: «Два!» – и все отталкиваются. Солдаты пока молодые, поэтому Клюге ограничивается небольшим количеством отжиманий. Несколько солдат приседают, отжиматься им временно запретил доктор. Взвод опять строится и убегает в казарму. Зарядка заняла менее двадцати минут.
По возвращении в казармы у солдат есть еще минут тридцать, чтобы убрать комнаты и умыться. За каждым закреплен определенный участок для уборки: коридор, туалет, душевая, окна… В первую очередь все спешат убрать свой участок, а затем уже идут в душ. Спустя три месяца на это будет отведено гораздо меньше времени, и если сейчас не научишься убирать быстро, тогда ради уборки придется жертвовать завтраком, сном или личной гигиеной.
Заходим в одну из жилых комнат. Четыре двухъярусные койки, восемь шкафов. На батарее висят полотенца и носки. У окна стол, за ним три солдата – у них утренний перекур. Еще двое приводят в порядок койки. Их заправка пока еще далека от совершенства, столь любезного фельдфебельскому сердцу. При виде офицеров все вскакивают. Но звучит команда «Вольно!», и каждый продолжает свое занятие. Задаю пару-другую вопросов. Солдаты к службе относятся нормально, более того, один из них уже решил стать сверхсрочником и заключил контракт.
В коридоре становится оживленнее – время близится к шести, и казарма начинает жить полной жизнью. Закончив с уборкой и личной гигиеной, солдаты скатываются вниз по лестнице, торопясь на завтрак. Новобранцы идут на завтрак не в форме, а в тех же спортивных костюмах, поверх которых наброшены теплые форменные куртки. После завтрака их поведут на медицинское обследование, поэтому переодеваться смысла нет.

Завтрак
Image
Очередь в солдатскую столовую начинается на улице. У входа унтер-офицер следит за порядком. Солдаты к зданию подходят сами по себе, никто не идет строем. Разве что новичков, чтобы они не заблудились, иногда сопровождает унтер. Внутри столовой несколько залов, столы на 12 человек. Солдат берет поднос и тарелки, наливает кофе, затем подходит к буфету, стоящему посреди зала, где лежат ветчина и сыр. Рядом у окна корзины с булочками. Над ними надпись: «2 булочки на одного человека».
После завтрака в 7.00 подразделения выстраиваются перед казармами. На построении своих солдат приветствуют командиры рот. Они же ставят задачи на день. Основная задача солдата-призывника – постигать свою специальность, ни на что более не отвлекаясь. Поэтому нарядов в бундесвере нет. Единственное, что сохранилось на данный момент, – это наряд по кухне, но он заключается не в чистке картошки или мойке посуды (для этого есть машины), а в подносе еды в зал и частичной уборке помещения. Все хозяйственные обязанности в части возложены на специальное подразделение StOV (Standortverwaltung – административно-хозяйственное управление гарнизона).
Оно занимается уборкой территории, озеленением, ремонтом и прочими подобными делами.
Что же касается приготовления пищи, то бундесвер и здесь в последнее время следует правилу где только можно заменять военнослужащих гражданскими. Сейчас заключены контракты с фирмами, специализирующимися на приготовлении и поставке пищи. Такая же фирма обслуживает и горноегерскую бригаду. Подобная система имеет свои плюсы и минусы. Несомненный плюс в том, что германский солдат более не занимается ненужными (с немецкой точки зрения) вещами. Соответственно из него можно подготовить более качественного специалиста и воина. Минус в том, что новая система в ряде случаев обходится дороже, чем наличие собственных поваров. Кроме того, гражданская система поставки продовольствия не отличается тактической гибкостью. В силу понятных причин она неспособна подвозить пищу, к примеру, в горные районы или при резко меняющейся оперативной обстановке.
Подобная судьба постигла и автопарк. Машины армейского и специального назначения сохранились. Но что касается остальных средств передвижения, то они предоставляются специальной фирмой, заключившей с бундесвером соответствующий договор на обслуживание. Вместо прежних машин оливкового цвета с тактическими знаками появились серебристые автомобили с крестом бундесвера на боках. Экономия во всем, хотя, как мне говорили, возникает и немало проблем.

Унтер-офицер Butakow
Image
На серебристой машине бундесвера мы выехали в горы в район проведения занятий по лыжной подготовке. Обучение спуску на горных лыжах, естественно, входит в обязательную подготовку солдат горноегерской бригады. По дороге на нас обрушилась метель. При подъезде к месту проведения занятий выяснилось, что эта дорога платная, но для бундесвера сделано исключение и за его машины платить не надо.
Солдаты в камуфлированной форме на лыжах поочередно выходили из строя и спускались на лыжах по короткому склону. Два унтера философски наблюдали за спуском и сортировали солдат в зависимости от их умения обращаться с лыжами – с кем-то придется заниматься дополнительно, а кого-то можно будет использовать для обучения новичков.
Шельберт попытался что-то объяснить мне о задней части лыжного ботинка. Переводчик Руди Кнауэр, бывший офицер ННА ГДР, никак не мог понять, о чем идет речь. В это время из строя раздалось на русском: «Она отстегивается, чтобы удобнее было в гору подниматься».
Унтер-офицер Бутаков, ныне 20 лет от роду (это он помог с переводом), приехал в Германию с родителями в середине 90-х годов, а когда пришло время служить в армии, сразу подписал контракт на несколько лет и стал унтер-офицером. Служить пошел потому, что бундесвер дает возможность получить специальность. Это привлекает немцев. Больше того, бундесвер после окончания срока контракта помогает устроиться на работу, что немаловажно, учитывая уровень безработицы в Германии, или получить высшее образование.
Выходцев из нашей страны в бундесвере достаточно, практически в любом подразделении можно встретить солдат из числа эмигрантов. Служат, как все, кому-то нравится, кому-то – нет. Кто-то, отслужив в Советской или Российской армии, имеет возможность сравнивать. Как, к примеру, фельдфебель – десантник Виктор Форат, немец из Казахстана, с которым мы познакомились несколько раньше. Живя в Советском Союзе, он хотел попасть на службу в ВДВ, но волей военкомата оказался в Белоруссии в батальоне охраны аэродрома. На мой вопрос о разнице в армиях он сказал: «Немецкий солдат любит рассуждать. Каждый раз, когда ты ему ставишь задачу, он выясняет, зачем это надо. Я объясняю, но он может еще раз переспросить, и я ему еще раз объясню. Но если он и в третий раз начнет что-либо уточнять, то я ему… прикажу!»
Приказ немецкий солдат обязан выполнять, если он является служебным. В случае, когда солдат неверно воспринял приказ по объективным обстоятельствам (плохая связь, ранение или контузия, неумение командира отдавать приказы), он освобождается от ответственности за его невыполнение. Также приказ не должен выполняться, если является преступным (есть такое официальное понятие – «преступный приказ») и ведет к совершению преступления.
Дав вволю натешиться зрелищем спуска с горы новичков, старший лейтенант Шельберт повел нас вниз по склону, пообещав показать внизу тренировку более опытных солдат. Плотный снежный наст не позволял проваливаться ногам, получалось скольжение без лыж, что со стороны выглядело явно забавнее тренировки бойцов. И в этот момент из снежной метели стали появляться люди в белом. Вверх поднимался очередной взвод, только что отработавший занятия у подножия. Белые маскировочные костюмы: куртки и штаны с черными пятнами. На спинах – рюкзаки. Рядом есть подъемник, но им не пользуются – солдат должен быть выносливым. Поднявшись к месту сбора, солдаты снимают лыжи, маскировочные костюмы и рюкзаки. В рюкзаках – запасной комплект одежды. Переодеваются в снегопад. Мокрая форма укладывается в рюкзак. С нижней поверхности лыж снимаются специальные ленты, не позволяющие им скользить назад. Переодевшись, солдаты направились к автобусу (его тоже предоставляет гражданская фирма), закрепили лыжи снаружи в специальных держателях, заняли места в салоне, и машина тронулась в путь.
На снимках: командир учебного центра горновьючных животных подполковник ветслужбы Норайш инструктирует командира отделения охранения перед выходом в горы; убираться приходится самим; солдату нельзя без закалки.

Огневая на газоне
Image
В казармы возвратились и мы. По плану у нас посещение занятий по огневой подготовке. Сегодня стрельб нет, солдаты обучаются сборке-разборке оружия. К моему удивлению, мы идем не в классы или на плац. Чуть дальше здания штаба бригады на газоне лежит отделение. Точнее сказать, они лежат на том, что до их прибытия было аккуратным газоном. Идет дождь, трава смята тяжелыми ботинками, вместо газона теперь грязная масса, в которой на ковриках из пенки лежат солдаты. Об этих ковриках надо сказать особо. Они складные и выдаются с рюкзаком, где для них сделано специальное отделение. В полевых условиях на коврике спят или сидят. При переноске тяжелых грузов его помещают в рюкзак, чтобы груз не давил на спину.
Солдаты в полной боевой выкладке. Каска, подсумки, лопатка. Два унтер-офицера – командиры секций – одеты так же. Они наблюдают и контролируют действия своих подчиненных. Сегодняшнее занятие строится следующим образом. Вначале бойцы по команде разбирают и собирают винтовки. Затем условия изменяют: после каждой сборки-разборки они бегут метров тридцать-сорок к стоящему рядом зданию, касаются водосточной трубы и возвращаются назад. Командиры стараются разнообразить занятия. Солдаты делятся на пары. Один разбирает винтовку, второй бежит к трубе, затем они меняются местами.
Конструкторы «Хеклер и Кох» – фирмы-производителя винтовок G36 – попытались максимально облегчить разборку и сборку оружия. Но все равно замерзшими пальцами трудно удержать мелкую деталь, крепежная шпилька падает, солдат, недовольно пыхтя, шарит в грязи вокруг себя, пытаясь отыскать ее. Пластиковое цевье заедает и не хочет сниматься, газовый поршень не выходит из гнезда. Одному из солдат явно не везет сегодня – винтовка никак не хочет собираться. А его напарник уже сбегал к трубе и теперь стоит рядом. Почти все отделение закончило экзерсисы и молча ждет своего товарища. Наконец в дело вмешивается унтер, он подсаживается к бойцу и подбадривает его. Солдат заканчивает, вскакивает и бежит к трубе. Унтер бежит вслед за ним. Причем оба бегут максимально быстро. На скользкой земле перед трубой боец теряет равновесие, падает и, вскочив, бежит назад, изрядно хромая. Его напарник уже собрал винтовку, сбегал к трубе и вернулся назад. Теперь отделение в сборе, его выводят на асфальт, выстраивают, и начинаются отжимания.
Унтеры постоянно орут на бойцов во время занятий, однако это выражение означает исключительно громкую речь, а никак не недовольство действиями солдат, выраженное в грубой форме. Немецкий и так нельзя отнести к плавным и мягким языкам, потому, если не понимать, о чем идет речь, можно предположить, что командир секции сейчас набросится на бойца.
Однако в бундесвере действует строгое правило, согласно которому в служебное время все обращаются друг к другу исключительно на «вы». Это правило соблюдается неукоснительно, даже старые друзья при исполнении служебных обязанностей будут говорить друг другу: «Господин штабс-ефрейтор» или «Господин хауптбоотсман». Ругательства, пренебрежительные отзывы - все это запрещено. Воспитанный в духе уважения к законам и собственной персоне немец по любому подобному случаю обратится в суд и выиграет его. Это при том, что гражданская жизнь во многом лишена подобных условностей. Но государство считает, что, призывая своего гражданина на службу, оно обязано обеспечить ему не только материальный, но и душевный комфорт.
Достаточно забавно на занятиях было слышать, как, желая подогнать солдат, заставить их собраться, унтер кричал им не «парни», а «мужики». Особенно если учесть, что сам унтер был ненамного старше своих подчиненных.

Темная комната

У солдат начался перекур, и Шельберт повел нас в стоящее неподалеку небольшое здание – учебный класс для отработки стрелковых навыков. Внутри была легкая суматоха. «Отстрелявшееся» отделение покидало класс, солдаты делились впечатлениями друг с другом. Хозяева заведения – фельдфебель и два унтера – флегматично сидели и ждали, пока все успокоится само собой. Наконец все затихло. Шельберт вкратце объяснил, кто мы. Фельдфебель в ответ рассказал об устройстве класса. В темной комнате довольно больших размеров расположен экран из тонкой пленки. Перед ним оборудована стрелковая позиция: на матах мешки с песком, которые можно использовать при стрельбе как стоя, так и лежа. Здесь же оружие – те самые винтовки G36, учебные, но по внешнему виду и весу они ничем не отличаются от боевых. К ним подсоединены провода и шланг для подачи сжатого воздуха для имитации отдачи. В прицел вмонтировано приспособление, позволяющее посылать луч, отражающийся от экрана и поступающий обратно. Так осуществляется прицеливание.
За стрелковыми позициями стоят столы с компьютерами, управляющими процессом. В компьютере заложена специальная программа, позволяющая модулировать на экране ситуацию: бой в лесу, в городе, горах, оборона, наступление и т. д. На мониторах высвечиваются данные по каждому стрелку: расход патронов, время, затраченное на стрельбу, реакция.
Мне предлагают испытать себя. Я соглашаюсь и занимаю позицию. Для меня ставят «бой в лесу». Время 3 минуты. 10 целей. Дистанция 25 м. Вот солдат в неопределенной форме пытается перебежать от одного дерева к другому, но ему это не удается. Из-за кустов начинается стрельба, и под прикрытием огня второй солдат пытается повторить маневр своего предшественника, но и его постигает та же участь... Три минуты истекают, мне объявляют итоги: все цели поражены, израсходовано 13 патронов. Подхожу к монитору, фельдфебель удивленно рассматривает запутанные розовые линии, показывающие, как винтовку наводили на цель. Линии пляшут, создавая картину, похожую на детские каракули, – они начинаются в одном углу экрана, пересекают его через центр, поднимаются вверх, идут зигзагом вниз. Но конечная точка все-таки чудом совмещается с целью.
В это время в класс вваливается очередное отделение – новобранцы. Они здесь первый раз, поэтому перед стрельбой на них заводят стрелковые книжки. Туда заносятся сведения об изучении видов вооружений, посещении занятий по огневой подготовке, выполнение учебных программ. Затем начинается инструктаж. Посмотреть, как стреляют новички, не удается, так как по плану у нас посещение еще одного занятия – по топографии.

Ноги на стуле

На площадке, окруженной автостоянками и грязным снегом, отделение занималось топографической подготовкой. Строй из восьми человек стоял перед разложенными на асфальте, закатанными в пластик картами, на которых лежали компасы. Унтер только начал занятие, поэтому смотреть было особо не на что, да и мокнуть под дождем не хотелось. И предложение Шельберта пройти в класс на занятие по подобной теме нашло у нас дружную поддержку.
Класс типичный для бундесвера - на полу линолеум, стены до уровня пояса коричневые, сверху белые, стол преподавателя, рядом кадаскоп. На стене доска зеленого цвета, над ней экран для показа слайдов. Солдаты сидят на стульях, расставленных в произвольном порядке. Столов нет – вместо них опять же используют стулья. Рюкзаки, куртки и снаряжение висят на спинках или свалены на подоконниках и у окон.
Унтер-офицер рассказывает про условные знаки. Отношение солдат к рассказу разное – один чешет шею, откинувшись на спинку стула, другой записывает полученные сведения в маленький блокнотик, третий, положив ноги на стул перед собой, внимательно слушает командира... Происходящее в классе напоминает обычный школьный урок, только без одергивания учеников строгой учительницей. Унтера, похоже, не беспокоит, в какой позе подчиненные воспринимают его слова, главное, чтобы что-то поняли. Первые занятия в поле покажут, кто какие знания приобрел.
Молча покидаем класс, выходим наружу и возвращаемся в казармы, где и начался наш день. Мы идем в оружейную комнату.

«Дайте мне пулемет!»
Image
Она находится на первом этаже, прямо у лестницы. За дверью небольшой пятачок, огороженный деревянной стойкой, за нее без разрешения заходить нельзя. Вдоль стен на деревянных стеллажах лежат винтовки, на полу в ящике лежит пулемет – его «сдали в ремонт». В следующей комнате на таких же стеллажах гранатометы, пулеметы, пистолеты, а также винтовки G3, они хотя и сняты с вооружения, но пока еще остаются в войсках.
Посреди комнаты за столом сидит гауптефрейтор и увлеченно бьет молотком по железке. Шельберт с усмешкой говорит: «Так ремонтируют прицелы новых винтовок». Заметив вошедших, гауптефрейтор прекращает работу и интересуется целью нашего появления. В ответ звучит привычная уже история – журналист из Москвы знакомится с тем, как живут немецкие солдаты. Гауптефрейтор Форстер (нашивки с фамилиями над карманом все же очень удобная штука) – добродушный парень в очках – рассказывает, что он набивает на солдатских жетонах данные пришедших в роту новобранцев. Забавно, но внешне немецкие жетоны не изменились со Второй мировой - та же овальная пластина из двух частей. Только пунктов для заполнения стало больше. Набивается все: от личного номера, в котором зашифрована информация о его владельце, времени и месте призыва, до сделанных прививок и аллергических реакций.
- И что вы хотите у нас посмотреть? – спрашивает Форстер.
- Можно пулемет? - говорю я.
Немецкий MG3 стоит того, чтобы с ним повозиться, все же потомок лучшего пулемета Второй мировой войны. Меня пускают внутрь, дают пулемет, объясняют его устройство, как заряжать оружие, менять ствол. Наигравшись, возвращаю пулемет, мне подносят винтовку G36. Спросив разрешения, я, не торопясь, разбираю ее, чем вызываю удивление со стороны солдат.
- Он видел, как это делают на занятиях, - говорит им Шельберт.
Те понимающе кивают и приносят старую G3, с которой проделывается та же операция. Это явно нравится солдатам, которые готовы показать гостям все, что не составляет военную тайну, особенно в присутствии пресс-офицера бригады. Из специального ящика извлекают снайперскую винтовку британской разработки. Снайпер для егерей с их легким вооружением – фигура значимая, поэтому их подготовке уделяется усиленное внимание. Многие из снайперов имеют знаки «Боец-одиночка» - свидетельство того, что они прошли также специальную подготовку и теперь могут действовать в отрыве от своего подразделения.
Спрашиваю, можно ли фотографировать в оружейной комнате, чем вызываю заминку и замешательство среди солдат. Шельберт вступает с ними в дискуссию, пытаясь выяснить причины отказа. Аргументация вроде «вас в российской газете покажут» не срабатывает. Шельберт поворачивается ко мне:
- Сергей, - говорит он, - я, конечно, как пресс-офицер бригады могу разрешить съемку, но ребята почему-то против этого.
Ребят обижать не хочется. Но в этот момент появляется дежурный унтер-офицер и объясняет, что во время предыдущей съемки кто-то опрометчиво сфотографировал сигнализацию, что послужило причиной недовольства командования. Поэтому, если хочется, снимать можно, но так, чтобы устройства сигнализации не попали в кадр. Еще раз убеждаюсь, что германская армия держится на младших командирах. С одобрения унтер-офицера можно делать все.
На снимках: у гауптефрейтора Форстера есть работа, ведь новобранцам нужны жетоны; отделение отжимается, кроме одного (на заднем плане), врачи пока разрешают ему только приседать.

Горные кавалеристы
Image
- Сейчас мы посетим нашу достопримечательность, - сказал Шельберт, направляясь к стоящему несколько вдалеке комплексу зданий. И минут через 10 мы были на территории 230-го учебно-тренировочного центра для… горновьючных животных. Он знаменит как минимум по двум причинам.
Первая – здесь находятся единственные лошади, оставшиеся в бундесвере. Вторая – в манеже центра перед Рождеством устраивают представления, билеты на которые заказывают чуть ли не за несколько лет. «Но не думайте, что это цирк в Альпах», - сказал, встречая нас, начальник центра подполковник ветслужбы (оберфельдветеринар) Вольфрам Норайш. Собственно, уже из его названия ясно, что животные предназначаются не для лихой кавалерийской атаки и уж тем более не для цирка. Основная их задача – подвоз снаряжения в труднодоступные места. Они сопровождают егерей во время горных переходов. Лошадь способна тащить 120 кг груза на протяжении восьми часов. Основная порода лошадей - флегматичные и добродушные тяжеловозы-халфингеры. В центре есть и мулы, которых здесь любят за природный ум.
Норайш, который пришел в роту горновьючных животных в 1973 году (центром ее назвали позже) и 30 лет прослужил в ней на разных должностях, повел нас к конюшням. Сегодня по плану занятия в горах, и начальник центра намеревался дать наставления в путь, а также лично проверить готовность бойцов и животных.
- Для того чтобы люди не теряли практику, а лошади не застаивались, мы часто выходим в горы, – говорил он. – Но животные должны кормить себя сами. Поэтому мы стараемся не только проводить занятия. У нас заключены договоры с владельцами магазинчиков, расположенных в горах. Им нужны, например, топливо, еда, сувениры, и мы, идя в горы, все это доставляем туда на лошадях. Пользу получают все. Хочу сказать, что в центре, а это полнокровная рота, – два взвода по три отделения плюс штабные подразделения.
Из ворот выводили нагруженных лошадей. Солдаты, выделенные для охранения, поправляли снаряжение и уворачивались от тяжеловозов. Увидев Норайша, командир отделения подбежал к подполковнику с докладом. Тот остановил его и стал давать последние инструкции:
- Проверять спины лошадям… равномерно распределять груз… не забывать про отдых...
Отряд выходит на задание. Впереди, как положено, боевой дозор. За ними - коноводы с лошадьми. Бело-зеленые солдаты (штаны от зимнего костюма, куртка и рюкзак от летнего камуфляжа) не спеша, так как сказывается погода – идет дождь, мелкий, но постоянный, сыро и прохладно, они выходят на дорогу, ведущую к горам, и некоторое время еще слышно как стучат подковы.
Норайш повел нас по своим «владениям». Лечебница с операционной. Конюшня, где есть коллекция седел, причем не только вьючных. Там же учебные классы со скелетами лошадей. Коновод должен знать, с кем ему приходится работать.
- Здесь кавалерия заканчивается, - пошутил Норайш, когда мы вошли в автопарк. Нам продемонстрировали способ погрузки-разгрузки животных и личного состава на грузовой автомобиль. Солдаты лихо вскочили наверх, откинули борт, скинули сходни, подняли сходни, закрыли борт, установили поперечное сиденье для бойцов. Безопасность солдат в бундесвере стоит на первом месте. Съемное (!) сиденье оборудовано ремнями безопасности.
В кузнице, куда мы зашли, у стены на привязи стояли две лошади, которых надо было подковать. Кузнец в звании унтер-офицера подошел к лошади, поднял ей ногу, осмотрел копыто. Зажал копыто между ног и принялся переподковывать тяжеловоза. Единственной реакцией лошади стала слишком спокойная попытка подсмотреть, что с ней делают.
- Обычно они не так спокойно реагируют, - донеслась фраза слева.
- Наверное, успокоитель дали, - фраза справа.
- Какую дозу, что так спокойна?
- Большую.
После кузницы заходим в комнату, где шорник – гражданский служащий, абсолютно ничем не отличающийся от своего коллеги из средней полосы России, чинит какой-то ремень, зажав его в деревянной струбцине. Вся эта работа делается вручную. Замечаю взгляд Норайша, которым он смотрит на шорника да и на все происходящее вокруг. Выясняется, что служба в бундесвере у подполковника заканчивается. Работа у него есть, он открыл частную ветеринарную клинику. Но явно в гражданской жизни ему будет не хватать и этого шорника, и кузницы, и личного состава со всеми его проблемами и 120 лошадьми и мулами в придачу...
Image

Обед

Несмотря на всю свою демократичность, бундесвер очень хорошо знает, что такое субординация. Поэтому для каждой категории военнослужащих существует своя собственная столовая и свой клуб.
Офицерская столовая бригады – небольшое приземистое здание за пределами основной территории городка. Шельберт припарковал машину на стоянке, мы вышли из нее и, поливаемые альпийским дождем, направились к входу. Кепи и парки оставляем в гардеробе.
На входе в обеденный зал - меню. На выбор два комплексных обеда: салат, первое, второе. Делаю заказ, и здесь система обслуживания воинской части гражданской компанией дает сбой – в бригаду завезли строго определенное количество порций, поэтому мяса уже нет, пришлось довольствоваться рыбой. Офицеры посоветовали нам не расстраиваться, так как худшего – полного отсутствия еды – все же не случилось. Также был дан мудрый военный совет – приходить на обед пораньше.
Официанты в белых куртках принесли еду, хлеб и, пожелав приятного аппетита, удалились. Разглядываю офицерскую столовую и вспоминаю Константина Симонова, его стихотворение «Дежурка» про Вьетнам, со строчками «те же самолеты, те же «МиГи», только не по-русски читают книги». Собственно, офицерская столовая бундесвера похожа на такую же столовую российской воинской части. Разве что окна во всю стену (но это уже особенности климата) да другие столовые приборы, более внушительные. Лица офицеров, манера разговора и поведения - все напоминало родную страну. Только язык немецкий.
Разговоры за столом в принципе приветствуются, особенно когда есть возможность узнать что-то о других странах, в данном случае о России. А о чем можно спросить в столовой, как не о том, чем кормят в Российской армии? Вопрос этот застал меня в момент поедания томатного супа – чисто немецкого изобретения.
Признаться, я задумался. В голову почему-то полезли сведения о температуре первого блюда и содержании густой массы в киселе.
- Например, дают мясо с горохом, - ответил я. Немцы горох уважают, поэтому к данному факту отнеслись благосклонно. – А еще мы едим каши.
Это добавление заставило замолчать и задуматься Руди Кнауэра. Замолчали и соседние офицеры, заинтригованные молчанием переводчика. Наконец Кнауэр повернулся ко мне: «Сергей, я не могу это перевести, - объявил он. – В немецком есть слово «каша», но это не совсем то. Я, как офицер ННА, не раз бывавший в СССР, знаю, что это такое, но не могу найти адекватный перевод.
- Господин Кнауэр, - пытался помочь я, - но есть слова вроде «гречневая крупа», «ячневая», «перловка»…
- Нет, Сергей, - переводчик искал выход из ситуации и не находил. – Они такого даже не знают.
Немцы вокруг уже очень заинтересованно ждали, какой экзотикой русского армейского рациона их сейчас удивят. Принимая участие в поисках нужного слова, они пришли к выводу, что солдат у нас кормят... мюсли.
Официанты унесли пустые тарелки. По выходе из зала офицеры развернулись и, щелкнув каблуками, с легким поклоном попрощались с остающимися.
Зашли в офицерский клуб в том же здании. Если честно, я так и не понял, на какие средства он существует. Как мне объясняли, каждый месяц офицеры скидываются на его содержание. Но когда я спросил о величине взноса, то оказалось, что максимальную сумму, около 10 евро, платит генерал. Офицеры вносят еще меньше – 4 — 5 евро. Общая касса используется на проведение вечеров с распитием кофе, легкой едой. Клуб состоит из нескольких комнат. В одной, там, где стоит телевизор, можно провести свободное время после обеда, читая журналы. В другой - что-то вроде зала собраний. А внизу, в полуподвале, - комната, где иногда проводятся торжественные бригадные мероприятия. Зал с массивными столами и стульями. Камин или его имитация. На стенах висят эмблемы бригады и предметы снаряжения горных стрелков. Здесь же - история бригады. В шкафчике - ботинки и ледоруб офицера времен Второй мировой войны. Его улыбающийся портрет висит рядом. Германский военный дух здесь чувствуется так же, как и преемственность традиций.


Комната свободного времени
Image
В помещении казармы на втором этаже Шельберт остановился перед стандартной серой дверью с табличкой «Freizeitraum» – «Комната свободного времени» или «Комната досуга». Название интриговало, что было за ним - ленинская комната, красный уголок? Внутри стояли стеллажи с журналами и книгами. У окна расположился стол с компьютером, за которым с несколько грустным и философским выражением лица сидел гаупт-ефрейтор Шульц. Заметив вошедших, он вскочил, но после отмашки типа «Вольно!» сел на место.
Я с любопытством разглядывал комнату. На окне простенький дешевый магнитофон, кофеварка, бутыль с водой, плакаты на стенах – предназначение комнаты ускользало от меня. Шельберт взмахнул рукой, охватывая комнату, и сказал:
- В 17.00 рабочий день у солдат заканчивается. После этого они абсолютно свободны, кроме дежурных. Что им делать, куда пойти? Солдат может прийти сюда, и дежурный по комнате организует ему досуг. Дежурный назначается обычно из солдат, призванных из этих мест. Поэтому он владеет обстановкой и может подсказать, где какие фильмы идут, рассказать о них, дать расписание спектаклей в театрах.
- И где можно выпить пива, тоже подскажут? - съехидничал я.
- Конечно, - Шельберт воспринял это всерьез. - Местные власти нас любят, во многих кафе и ресторанах для солдат-срочников действуют скидки.
Выбор у солдат, как провести свободное время, большой. Можно заниматься спортом, смотреть телевизор, сидеть в местной солдатской чайной, исписанной надписями «Auss iss!», то есть ДМБ. Солдат может покинуть территорию части без уведомления и пойти гулять в город. Он может купить пива и пить в казарме. Правда, в первые три месяца он должен ложиться спать в 22.00, что накладывает некоторые ограничения на свободное времяпрепровождение. Но затем он может отходить ко сну, когда вздумается, лишь бы с утра был на построении и в состоянии вдумчиво выполнять команды.
Понимая тем не менее, к чему может привести 18-летнего юношу, только вырвавшегося из-под родительской опеки, неконтролируемое свободное время, отцы-командиры стремятся направить молодую энергию в нужное русло. Активно рекламируются занятия спортом, многие солдаты проводят вечера в учебном классе для горной подготовки, изучают оружие. Не потому что не успели сделать это в учебное время, а потому что им целенаправленно прививают интерес к этому. Театры, кино, выставки – посещение их лишь поощряется, чтобы солдат развивал свой кругозор и чувствовал себя не узником на территории городка, а свободным человеком, выполняющим свой долг. Бундесвер принимает активное участие в воспитании человека, только делается это ненавязчиво. Ну а если какой-то боец предпочитает только и делать, что пить пиво, - пусть пьет, это его личное дело, главное, чтобы оно не влияло на боеспособность. Позже солдат сам поймет, что лучше заниматься спортом и культурой, и тогда к его услугам - комната свободного времени.
Мы шли к машине, чтобы вернуться в отель. 17.00 - время ужина. Солдаты спешили в столовую. Один из них явно выделялся из общей массы. Присмотревшись к нему, заметил, что над курткой развевается светлый хвост. Перехватив мой взгляд, Шельберт улыбнулся и сказал:
- Девушка, унтер-офицер...

На снимках: - Отряд уходит в горы.
- Дежурный организатор досуга.

Разговоры за пивом
Image
Рабочий день в бундесвере закончен. Одни уходят домой, другие остаются в части, чтобы завершить работу. По идее последним за это полагаются сверхурочные выплаты, в том числе и призывникам. Но и в германской армии существует короткое слово «Надо!» И тогда садится солдат и работает не за дополнительные выплаты. Хотя подобные ситуации возникают не столь часто. А кто-то идет в бар, чтобы выпить пару кружек пива и поболтать с приятелями. В один из них, расположенный в небольшом уютном отеле в горах на берегу озера, направились и мы.
Сидим, пьем местное пиво. Оно располагает к спокойному и очень неформальному общению. Темы самые разные, и, как водится, на первый план выходят опять-таки социальные проблемы. По немецким меркам военные живут довольно средне. Примером тому фраза:
- Сергей, я был во Франции. Там жена капитана гордится тем, что она замужем за офицером. А у нас?
- Что есть, то есть, у некоторой части германского общества явно меняются взгляды на вооруженные силы, и причиной тому не самые высокие зарплаты и различные проблемы армейской жизни. Одна из основных проблем для семейных военнослужащих – школа для детей. В разных землях Германии – разные образовательные программы. Скажем, в Баварии упор делают на математику, а в Саксонии – на литературу. А в бундесвере долгое время на одном месте служат редко, обычный срок – три года. При переезде в другую землю ребенку приходится часто перестраиваться под требования новой школы. Что касается денежного содержания, то трудно сказать, какая зарплата в Германии считается средней, все зависит от местности проживания. Холостой, бездетный капитан в Баварии получает около двух тысяч евро в месяц, женатый штабсфельдфебель с двумя детьми и большой выслугой - больше трех тысяч.
Другая проблема - аренда жилья. Военным выплачиваются компенсации за поднаем жилья для проживания, хотя размер их не всегда соответствует местным условиям. В том же Мюнхене – самом дорогом городе Германии и столице самой дорогой земли — цены на съем жилья и аренду земли достигли сейчас такого уровня, что командование подумывает о том, чтобы перевести штаб округа в какое-нибудь другое место, лишь бы не тратить огромные средства на «мюнхенские квартиры» для личного состава.
А вот история офицера о том, как он пошел лечиться в военную клинику:
- Мне было назначено на 9.00. Я пришел к этому времени, а у кабинета сидят два майора. Я им говорю: «Господа, у меня талон на 9.00». Мне отвечают: «Примите наши поздравления, но у меня назначено на 8.00, а у нашего камерада — на 8.30, тем не менее у врача мы еще не были». Я спрашиваю, что случилось, и в это время из кабинета выходит «цивилист» («гражданский», с какими эмоциями было произнесено это слово, надо было слышать. – С. С.). Мы удивлены. Но не успел первый очередник зайти в кабинет, как появляется еще один «цивилист» и нагло проходит перед нами. А все потому, что за гражданских платят больше по соцстрахованию и принимать их выгоднее.
Такая вот исповедь. Но не стоит переносить ее на всю армию, просто надо понимать, что без накладок и глупостей не обходится нигде.
Офицер сам выбирает свою судьбу и готов следовать ей до конца. Выбор осознанный, поэтому сделавший его готов ко многим трудностям, хотя и может поворчать в своем кругу по их поводу. Кстати, приходилось от офицеров бундесвера слышать и знакомое выражение: «Служба в армии – это мое хобби». Обычно подобное могут позволить себе заявить выходцы из богатых семей, которые живут не на офицерское содержание, а на доходы от семейного бизнеса. А служба для них действительно просто интересное времяпрепровождение. Хотя служат они честно и хорошо.
А вот для солдата, призывника или сверхсрочника, государство придумало множество хороших вещей. Если до призыва в армию молодой человек уже работал, то работодатель обязан сохранять для него место до четырех лет. И солдат служит спокойно, зная, что по увольнении у него не будет проблем с работой.
Другой пример – не декларируемая, как у нас, а реальная возможность получить высшее образование или работу с помощью бундесвера. Когда до увольнения остается несколько месяцев, солдата вызывают к командованию и спрашивают, не хочет ли он пойти учиться или найти работу с помощью бундесвера. Если ответ утвердительный, то бундесвер начинает вести переговоры с гражданскими компаниями, которые согласились бы гарантированно принять на работу бывшего солдата или же выплачивать ему умеренную зарплату во время обучения в университете как своему будущему специалисту. Так произошло с моим хорошим товарищем. Кроме того, по увольнении, после восьми лет службы, он получил выходное пособие, достаточное для приобретения новой машины, оплаты аренды квартиры на год вперед и покупки некоторых других милых мелочей.

Армия – школа жизни
Image
Что делает служба в армии с немецкой молодежью? Закаляет. Имея возможность сравнить немцев, отслуживших воинскую службу, с их сверстниками, прошедшими «альтернативку» или учебу в университете, могу сказать: бывший солдат больше приспособлен к жизни. Да они и сами об этом говорят:
- Когда я начал службу, фельдфебель поручил мне вымыть окна — это был мой первый наряд. Как я мучился и ненавидел это занятие! Вымою окно, а он подойдет, посмотрит и скажет: «Я вижу разводы, перемывайте». Так на одно окно уходило по часу. А окон было много. Зато потом на окно тратил 10—15 минут, и оно чистое.
Надо сказать, что в армии учат также общению и уважению друг к другу. Как пример, приведу такую наблюдаемую мной картину.
Сумрачный коридор штаба бригады (почему-то там всегда царит полумрак). По коридору идем мы с подполковником и капитаном. Солдаты, спешащие навстречу, приветствуют старших по званию. Кто-то просто желает доброго дня, кто-то типично в баварском духе говорит «Mal Zeit!» (дословно — «время поесть») или «Gruess Gott!» (по этому приветствию на севере Германии сразу вычисляют католика с юга). Кто-то молча прикладывает руку к голове (даже и непокрытой).
И вдруг навстречу идет боец, уставивший взгляд в пол. Он проходит молча, словно не замечая нас. Спина его удаляется, когда в коридоре раздается командирский окрик:
- Хайнц!
Солдат дергается, поворачивается к подполковнику и замирает по стойке «смирно».
- Что с вами случилось, Хайнц? – Подполковник – само радушие.
- Ничего, господин подполковник, - грустно отвечает солдат.
- Мне не нравится ваш вид, с вами все в порядке? - настаивает офицер.
- Да, господин подполковник.
- Но почему же вы не поприветствовали нас? – Офицер явно удивлен таким поведением солдата.
- Я не знаю, я больше не буду, - солдат сам не рад случившемуся.
- Хайнц, - с укоризной говорит ему офицер, - ступайте, но прошу вас, больше так не ведите себя. У вас все будет в порядке.
Это довольно обычный стиль командирского общения. Добрый, но настойчивый. И стоит обратить внимание, что с разными категориям солдат отношения строятся по-разному. К призывнику относятся, как к ребенку, любят и терпят, но держат на расстоянии. Со сверхсрочником можно вечером иной раз выпить пива и послушать его зубоскальство. Профессиональные солдаты воспринимаются офицерами фактически уже как равные, хотя о дистанции в званиях никто и никогда не забывает.

Форма одежды

Немцы любят военную форму — это аксиома. Хотя на практике она не раз подвергалась сомнению. Так, полевая форма, как и у нас в войсках, носится как повседневная. Когда холодно, сверху надевается куртка-парка. Погон в обычном смысле на ней нет, знаки различия крепятся на «липучке» на рукаве, прямо под флажком. Встреченные солдаты прикладывают руку к головному убору редко, да и то почти поравнявшись с офицером. В основном просто здороваются. Спрашиваю: почему так?
- Так как знаков различия на полевой форме, особенно на парке, не видно, - отвечает старший лейтенант, - то, согласно инструкции, при надетой куртке приветствуем друг друга, только если звание четко различимо. А так просто здороваемся.
Солдату на девять месяцев службы полагается один комплект парадно-выходной формы (серый китель, черные брюки, голубая рубашка, галстук и черные полуботинки). Полевая форма выдается из расчета пять пар штанов, три куртки, две пары ботинок, одна парка. Раньше давали всего больше, но сейчас в бундесвере экономия. Парка же теперь делается из «гортексовой» ткани, стоит она около 200 евро. Старые же парки - х/б с пропиткой – выдавались по две штуки.
Кроме этого, есть еще носки, майки и удобные флисовые (синтетический материал) куртки на молнии зеленого цвета. Они поддеваются в холодное время под полевую куртку, ворот либо застегивается на молнию до конца и отворачивается, либо расстегивается и раскладывается поверх воротника.
Качество формы хорошее, за некоторым исключением.
- Видишь мою рубашку, - обращается ко мне солдат, - стопроцентная синтетика.
Я возмущаюсь, потому что, кроме того, что в ней жарко, она еще и хороший раздражитель. Свидетельством этому – потертости на шее собеседника.
- Конечно, - согласился он со мной, - зато для бундесвера прямая экономия, ведь эту рубашку я могу без ущерба для нее носить лет двадцать. То же самое следует сказать и относительно синтетических брюк.
Позже я поинтересовался, почему на полевой форме на одних куртках карман на левом рукаве, а на других - на правом?
Офицеры улыбнулись, и один из них, поставив кружку пива, сказал:
- Видишь ли, когда бундесвер перешел на эту форму лет десять с лишним назад, карман был на правом рукаве. Но потом кто-то из мудрецов в штабе с удивлением обнаружил, что подавляющая часть германских солдат – правши. Карман перенесли на левую руку, но комплектов пошили достаточно, и сейчас кому что достанется, тот это и носит.
Немцы любят свою армию, любят страну, но не пропускают повода пошутить над некоторыми действиями «мудрого командования». Впрочем, это характерно для военных всего мира, и немцы не исключение.
Есть своего рода и армейская мода, особенно у некоторых сверхсрочников. Воротник полевой куртки иногда загибается сзади, а кончики его смотрят наверх. Козырек кепки складывается пополам. Сама кепка надевается так, чтобы верх ее был скошен сзади наперед, тогда кокарда прижимается к козырьку. Закатанные рукава могут быть даже в холодную погоду. Некоторые солдаты заправляют брюки в носки, вытащенные из голенища ботинок, смотрится это занятно. А из нарукавного кармана могут торчать ручки разных цветов.
Вообще же отношение к форме сугубо индивидуальное. Доводилось видеть офицеров в засаленных мятых кепках (обычно она носится в кармане штанов) и с растрепанными погонами. Другие подгоняют форму строго по фигуре, особенно чтобы куртка была почти в обтяжку, но прямой. А в основном в бундесвере предпочитают носить форму просто чистой и отглаженной.
- А форму можно купить самому, если что-то пришло в негодность? – спрашиваю я.
- Не-а, - отвечают мне. - Инструкцией запрещено покупать форму в магазинах, так как она может не соответствовать требованиям. К примеру, комбинезон должен быть с негорючей пропиткой. А в обычном магазине никто не даст тебе гарантии, что это так. Так что только на военном складе можно найти настоящую форму.
В немецком танковом комбинезоне меня удивило отсутствие открывающегося клапана сзади, традиционного для комбинезонов в других странах. Услышав мой вопрос по этому поводу, собеседник задумался, а потом сделал серьезно-туповатое лицо и выпалил:
- Согласно инструкциям, на период боевых действий германский солдат прекращает всяческую физиологическую активность, - и расхохотался.
Наследие прошлого
Вопрос, который все равно будет задан: как в современном бундесвере относятся к нацизму? Ведь иной раз в немецкой прессе появляются такие публикации о деятельности нацистских организаций в германской армии, что волосы становятся дыбом. На мои вопросы на этот счет офицеры отвечали примерно так:
- Ну бывают идиоты, бывают. Мы с этим боремся и объясняем солдатам, почему нацизм — нехорошо. Но обрати внимание, Сергей, что основная часть таких публикаций появляется перед выборами или когда идет очередная кампания против министра обороны.
При этом в бундесвере, несмотря на внешний демократизм, сильны германские традиции, частично, может быть, даже прусские. Некоторые неопытные люди путают их с нацизмом, что конечно же в корне неверно. Во всяком случае, как в один голос утверждали все мои собеседники, в бундесвере негативно относятся к нацизму.
Другое дело – Вторая мировая война в целом. Отношение к ней в военной среде – просто как к историческому событию. В частях есть стенды, как у нас, про боевой путь части, где указано в том числе, что делала часть в период 1939 - 1945 годов. История Второй мировой изучается, анализируется. Например, немецкие военные считают недопустимым вмешательство партийного руководства страны времен третьего рейха в планирование и проведение военных операций. Именно по этой причине, считают они, вермахт не смог добиться настоящих успехов, так как было слишком много политики и слишком мало стоящих действий. И сегодня немецкие военные не хотят повторять судьбу вермахта, выполнившего приказ, а потом объявленного вне закона.
На снимках: орел и эдельвейс на въезде в расположение 23-й горно-егерской бригады; офицеры беседуют...
Wir sind keine Jäger, wir sind Gebirgsjäger!
Locked

Return to “GebirgsJaegerBataillon 233”